Эстетика Глинки

В постановке «Руслана и Людмилы» в еще большей степени, чем в «Иване Сусанине», столкнулись в непримиримом противоречии эстетика Глинки, основанная на глубоком понимании народности, с шаблонами и штампами «великолепного» спектакля. Если исполнители, прежде всего А. Петрова-Воробьева, О. Петров, С. Артемовский, воспитанные Глинкой, сумели верно раскрыть и передать содержание музыки, ее национальный дух, то общий строй спектакля был далек от него. А. Роллер, по эскизам которого писались декорации, менее всего считался с музыкой.


Портрет М. Глинки, 1850-е годы

Национальный колорит отсутствовал во всех его работах на русские темы. Когда ему предстояло дать картину Киевской Руси, он обычно воспроизводил образцы западноевропейского зодчества. Там же, где Роллер пытался идти от па-мятников русской архитектуры (последнее действие «Руслана и Людмилы»), он за основу избрал XVII – XVIII века. Замок Наины и чертоги Черномора у Роллера носили печать слащавой красивости и преизбыточной роскоши, привычной для его балетных декораций.

В «Записках» Глинки читаем:

«Декорации первых трех актов были хороши, хотя не совсем в сказочном русском характере. Я рассчитывал более всего на эффект IV действия в садах Черномора. Из волшебно-прекрасной затейливой декорации, которая бы могла занять публику и заставить ее забыть недостаток драматического действия оперы, Роллер (вероятно, от досады) сделал самую пошлую из всех декораций оперы. Замок похож был на казармы, фантастические цветы на боках авансцены были безобразны и гадко размалеваны самыми простыми красками и испещрены сусальным золотом.»