28 мая в 1928 году Горький вернулся на родину
28 мая после семи лет разлуки с родиной из за разногласий с большевиками – в Россию вернулся Максим Горький.
Вот как рассказывает об этом писательница Надежда Шер:
«В 1928 году Горький вернулся на родину. Его ждали, восторженно встречали по всему пути в городах и на самых маленьких станциях. В Москву он приехал 28 мая; был весенний солнечный день. К площади Белорусского вокзала по всем прилегающим к ней улицам и переулкам шли люди; они несли яркие флаги, знамена, синие, красные, желтые воздушные шары, букетики первых полевых цветов. Гудела толпа, звенели песни; широко распахнулись окна домов; на балконах повсюду стояли празднично одетые люди. А на перроне вокзала в почетном карауле вытянулись ряды красноармейцев, отряды пионеров; шли делегации рабочих, писателей, ученых.
Грохочет поезд, вагоны вздрагивают, останавливаются. На площадке одного из вагонов, в дверях, стоит Горький — высокий, широкоплечий, может быть, немного похудевший, а глаза молодые, сияющие. К нему тянутся сотни рук, его подхватывают, несут; он пытается освободиться, и, когда это ему удается, его окружают дети — первый отряд пионеров, который он видит на родине. Он наклоняется к детям, что-то говорит, а его слова подхватывает толпа, и он уже на трибуне, у микрофона.
Горький безмерно счастлив, он с трудом сдерживает волнение; начинает говорить, но слова не слушаются его: «Вы уж простите меня, я не умею говорить, я уж лучше напишу, что сейчас чувствую...»
И вот он в машине едет по Тверской улице, проезжает под красными полотнищами, на которых белыми буквами написано: «Да здравствует Горький!» Те же слова слышит он в шуме толпы, видит протянутые к нему руки, ловит цветы, которыми засыпают его машину.
На Тверском бульваре весело зеленеют деревья; на земле, нагретой солнцем, зеленые пятна весенней травы и памятник Пушкину — такой знакомый и дорогой ему памятник...
Началась новая жизнь в новой, молодой Стране Советов. Через день после приезда Горький был уже в Государственном издательстве, среди советских писателей. Многих он знал по их книгам, со многими уже давно переписывался, а теперь перед ним сидели живые люди, советские писатели. Он зорко всматривался в лица, вслушивался в горячие, взволнованные речи и сам говорил так же горячо и взволнованно.
Когда прошли первые, незабываемые дни знакомства, Горький весь ушел в работу. Казалось, он не чувствовал усталости, ему хотелось поскорее узнать новую Москву, новую страну. В первые дни он ездил по фабрикам и заводам, бывал в школах, на собраниях, просто ходил по улицам — смотрел Москву. Но его все и всюду узнавали, и это стесняло его.
Однажды утром вместе с сыном в «чуланчике», как называл Горький свой автомобиль, отправился он к одному из старых нижегородских друзей. Там подклеили ему большую бороду, он переоделся в чужое пальто, а вместо своей широкополой шляпы надел кепку.
Целый день, очень довольный и веселый, бродил он по городу, заходил в чайные, в лавочки, на рынки, со всеми заговаривал, и, конечно, никто не узнавал в нем Горького, а он в этот день записал и запомнил много для себя интересного.
В Москве Горький пробыл недолго: у него были большие планы путешествия по стране, и прежде всего хотелось проехать по тем местам, которые он когда-то исходил пешком. Волга, Кавказ, Крым, Украина, Мурманск — степные просторы, горные перевалы, родные реки...»